Неточные совпадения
Его понятие
о"
долге"не
шло далее всеобщего равенства перед шпицрутеном; [Шпицру́тены (нем.) — длинные гибкие прутья, которыми секли осужденных солдат, прогоняемых сквозь строй.] его представление
о «простоте» не переступало далее простоты зверя, обличавшей совершенную наготу потребностей.
Кстати: Вернер намедни сравнил женщин с заколдованным лесом,
о котором рассказывает Тасс в своем «Освобожденном Иерусалиме». «Только приступи, — говорил он, — на тебя полетят со всех сторон такие страхи, что боже упаси:
долг, гордость, приличие, общее мнение, насмешка, презрение… Надо только не смотреть, а
идти прямо, — мало-помалу чудовища исчезают, и открывается пред тобой тихая и светлая поляна, среди которой цветет зеленый мирт. Зато беда, если на первых шагах сердце дрогнет и обернешься назад!»
Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел,
Кто постепенно жизни холод
С летами вытерпеть умел;
Кто странным снам не предавался,
Кто черни светской не чуждался,
Кто в двадцать лет был франт иль хват,
А в тридцать выгодно женат;
Кто в пятьдесят освободился
От частных и других
долгов,
Кто
славы, денег и чинов
Спокойно в очередь добился,
О ком твердили целый век:
N. N. прекрасный человек.
Я думал уж
о форме плана
И как героя назову;
Покамест моего романа
Я кончил первую главу;
Пересмотрел всё это строго;
Противоречий очень много,
Но их исправить не хочу;
Цензуре
долг свой заплачу
И журналистам на съеденье
Плоды трудов моих отдам;
Иди же к невским берегам,
Новорожденное творенье,
И заслужи мне
славы дань:
Кривые толки, шум и брань!
Она
шла еще тише, прижималась к его плечу и близко взглядывала ему в лицо, а он говорил ей тяжело и скучно об обязанностях,
о долге. Она слушала рассеянно, с томной улыбкой, склонив голову, глядя вниз или опять близко ему в лицо, и думала
о другом.
Разговор
шел деловой:
о торгах,
о подрядах,
о ценах на товары. Некоторые из крестьян поставляли в казну полотна, кожи, солдатское сукно и проч. и рассказывали, на какие нужно подниматься фортели, чтоб подряд исправно сошел с рук. Время проходило довольно оживленно, только душно в комнате было, потому что вся семья хозяйская считала
долгом присутствовать при приеме. Даже на улице скоплялась перед окнами значительная толпа любопытных.
Воинская
слава его началась
Персидским и шведским походом,
Но память
о нем нераздельно слилась
С великим двенадцатым годом:
Тут жизнь его
долгим сраженьем была.
Что же касается до жены Ивана Петровича, то Петр Андреич сначала и слышать
о ней не хотел и даже в ответ на письмо Пестова, в котором тот упоминал
о его невестке, велел ему сказать, что он никакой якобы своей невестки не ведает, а что законами воспрещается держать беглых девок,
о чем он считает
долгом его предупредить; но потом, узнав
о рождении внука, смягчился, приказал под рукой осведомиться
о здоровье родительницы и
послал ей, тоже будто не от себя, немного денег.
Недаром же так давно
идут толки
о децентрализации, смешиваемой с сатрапством, и
о расширении власти, смешиваемом с разнузданностью. Плоды этих толков, до сих пор, впрочем, остававшихся под спудом, уже достаточно выяснились. «Эти толки недаром! в них-то и скрывается настоящая интимная мысль!» — рассуждает провинция и, не откладывая дела в
долгий ящик, начинает приводить в исполнение не закон и даже не циркуляр, а простые газетные толки, не предвидя впереди никакой ответственности…
Приложив к прошению законное количество гербовых марок, я
послал его в главное управление по делам печати, ходатайствуя
о разрешении журнала. «Скоро сказка говорится, дело мешкотно творится» — есть поговорка. Через
долгое время я получил ответ из главного управления
о представлении документов
о моем образовательном цензе.
Пошло долгое рассуждение промеж собой
о том, как приняться иначе, что делать?
— Отсюда начинается другая история, синьоры, прошу внимания, — это лучшая история моей
долгой жизни! Рано утром, за день до свадьбы, старик Джиованни, у которого я много работал, сказал мне — так, знаете, сквозь зубы — ведь речь
шла о пустяках!
Средством для этого она избрала едва ли не самое лучшее из всех средств — именно усиленную деятельность. Тотчас же после поминовения усопшего бабушка принялась самым энергическим образом за распорядки, в которых, нимало друг другу не мешая,
шли и хозяйственные мероприятия и планы, и заботы
о памяти мужа и об очистке всех его нравственных
долгов.
Вы с ним дрались! Он вышиб вашу шпагу!
Он ранил вас! И думаете вы,
Что
долг вы свой исполнили, что можно
Вам
о любви теперь мне говорить!
Да разве все вы совершили? Разве
К нему законы чести применимы?
Дрались вы разве с человеком? Как?
Когда б с цепей сорвался хищный зверь
И в бешенстве весь край опустошал бы,
Ему бы также вызов вы
послали?
Дело
шло о службе где-то в палате в губернии,
о прокурорах и председателях,
о кое-каких канцелярских интригах,
о разврате души одного из повытчиков,
о ревизоре,
о внезапной перемене начальства,
о том, как господин Голядкин-второй пострадал совершенно безвинно;
о престарелой тетушке его, Пелагее Семеновне;
о том, как он, по разным интригам врагов своих, места лишился и пешком пришел в Петербург;
о том, как он маялся и горе мыкал здесь, в Петербурге, как бесплодно
долгое время места искал, прожился, исхарчился, жил чуть не на улице, ел черствый хлеб и запивал его слезами своими, спал на голом полу и, наконец, как кто-то из добрых людей взялся хлопотать
о нем, рекомендовал и великодушно к новому месту пристроил.
Ныне, как некоторый мне подобный историк, коего имени я не запомню, оконча свой трудный подвиг, кладу перо и с грустию
иду в мой сад размышлять
о том, что мною совершено. Кажется и мне, что, написав Историю Горюхина, я уже не нужен миру, что
долг мой исполнен и что пора мне опочить!
Проходя домой по освещенным луною улицам, Иосаф весь погрузился в мысли
о прекрасной вдове: он сам уж теперь очень хорошо понимал, что был страстно, безумно влюблен. Все, что было в его натуре поэтического, все эти задержанные и разбитые в юности мечты и надежды, вся способность
идти на самоотвержение, — все это как бы сосредоточилось на этом божественном, по его мнению, существе, служить которому рабски, беспротестно, он считал для себя наиприятнейшим
долгом и какой-то своей святой обязанностью.
Я писал реальнейшую пьесу, сущность которой считаю
долгом изложить перед вами в немногих словах: дело
идет о взаимной любви двух юных душ!
Она со вниманием слушала очень
долгий разговор, который
шел у этих дам
о самых возвышенных предметах, об абсолютном состоянии духа,
о средствах примирения неладов между нравственной и физической природой человека,
о тайных стремлениях души и т. п.
И еще в одном отношении я часто испытываю неловкость в разговоре с нею: Наташа знает, что я мог остаться при университете, имел возможность хорошо устроиться, — и вместо этого
пошел в земские врачи. Она расспрашивает меня
о моей деятельности, об отношениях к мужикам, усматривая во всем этом глубокую идейную подкладку, в разговоре ее проскальзывают слова «
долг народу», «дело», «идея». Мне же эти слова режут ухо, как визг стекла под острым шилом.
Беседы,
долгие и горячие,
шли о марксизме.
Все это совершилось так неожиданно и скоро, что Марья Матвеевна не успела прийти в себя, как ей уже надо было хлопотать
о похоронах мужа. В этих грустных хлопотах она даже совсем не обратила должного внимания на слова Егорки, который через час после смерти Сафроныча бегал заказывать гроб и принес странное известие, что «немец на старом дворе отбил ворота», из-за которых
шла долгая распря, погубившая и Пекторалиса и Сафроныча.
Красота молодой княжны, ее жажда самостоятельности, желание трудиться, быть полезной, не могли не произвести впечатления на юного идеалиста. С особенным увлечением беседовал он с нею
долгие вечера. Он говорил
о поэзии жизни,
о любви к ближним, об удовольствии сознания принесения пользы,
о сладости даже погибели для пользы человечества,
о мерзости проявления в человеческих поступках признаков корысти,
о суете богатства,
о славе, об идеалах.
По кончине Александра Павловича находившиеся при нем и посвященные в эту важную тайну лица сочли
долгом довести
о ней до сведения нового государя, и в неизвестности, где он находится, барон Дибич
послал два пакета в Петербург и Варшаву.
«Сейчас получил я, граф Александр Васильевич, известие
о настоятельном желании венского двора, чтобы вы предводительствовали армиями его в Италии, куда и мои корпусы Розенберга и Германа
идут. Итак по сему и теперешних европейских обстоятельствах,
долгом почитаю не от своего только лица, но от лица и других, предложить вам взять дело в команду на себя и прибыть сюда для отъезда в Вену.
Долгое время
о таинственном домовладельце Сивцева Вражка
шли толки и пересуды и соседи все-таки остались при убеждении, что покойный был «колдун», «кудесник», может даже и «оборотень». Этими свойствами объясняли они и значение, которое он сумел завоевать себе у знатных бар.
— Подумай об этом, милая Зина, — продолжала графиня. — Дело
идет о жизни и смерти почти юноши, одно твое слово может спасти или погубить его… Признаюсь тебе, что я дала ему слово, что уговорю тебя на это свидание… Это мой
долг, а то бы он еще вчера наделал глупостей, которые могли кончиться смертью его или князя.
Когда Антонина Сергеевна встала и обернулась лицом к публике, то ей вдруг почудилось, что это тот Петербург,
о котором она мечтала
долгие годы, что
идет все та же полоса жизни, что ничто не мешает ей слиться с этой массой, не утратившей никаких верований и упований, ничем не поступившейся в своих заветных идеалах.
— Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son âme… Ah! c’est terrible, les devoirs d’un chrétien… [Подумайте, дело
идет о спасении его души! Ах! это ужасно,
долг христианина…]
Певец
Тебе сей кубок, русский царь!
Цвети твоя держава;
Священный трон твой нам алтарь;
Пред ним обет наш:
слава.
Не изменим; мы от отцов
Прияли верность с кровью;
О царь, здесь сонм твоих сынов,
К тебе горим любовью;
Наш каждый ратник славянин;
Все
долгу здесь послушны;
Бежит предатель сих дружин,
И чужд им малодушный.
Наконец, 23 февраля 1786 г. Баранщиков, после семи лет отсутствия, вступил в Нижний Новгород, где положение его представляло большие осложнения, так как Баранщикову дело
шло не только
о том, чтобы здесь водвориться, но чтобы ему сбросили с костей все его
долги… Да, он хотел, чтобы с него не взыскивали ни старых
долгов, ни податных недоимок, ни денег за кожевенный товар, который он взял в
долг и не привез за него из Ростова никакой выручки.